- Информационные страницы издательств
Nix Сообщений: 19744 Админ |  |
Вергилия Сообщений: 6923 Почетный мирянин |  |
Daenerys Сообщений: 5268 Почетный мирянин |  |
Grishka Сообщений: 4598 Админ |  |
ЮДА Сообщений: 3789 Модератор |  |
Как вы попали на сайт?
1. нашел в поисковике
2. по приглашению
3. по рекомендации знакомого
4. по баннеру на другом сайте
5. другое
Всего ответов: 456
Помогите сайту!
Ваши деньги пойдут на:
- отключение рекламы,
- улучшение сайта
Минимальный взнос - 20 рублей.
Подробнее здесь
Кошелек в Яндекс-деньги № 410011409608816
Ваши деньги пойдут на:
- отключение рекламы,
- улучшение сайта
Минимальный взнос - 20 рублей.
Подробнее здесь
Кошелек в Яндекс-деньги № 410011409608816
Всего в Мире: 1
Странников: 1
Мирян: 0
Главная » 2014 » Ноябрь » 23 » ПРОИЗВЕДЕНИЕ ДНЯ (ПРОЗА)
04:09 ПРОИЗВЕДЕНИЕ ДНЯ (ПРОЗА) | |
Столик на одного
Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан, как хорошо, что до смерти любить тебя никто на свете не обязан. Как хорошо, что никогда во тьму ничья рука тебя не провожала, как хорошо на свете одному идти пешком с шумящего вокзала. (Иосиф Бродский) I
Он снова пришел. Как всегда, четко по графику, спустя ровно пятнадцать минут после открытия кафе. Единственный клиент, посещающий это заведение в столь ранний час. С некоторых пор, становясь утром за свое рабочее место – черную глянцевую барную стойку, я пристально смотрю на входную дверь, ожидая его. Отчего-то я каждый раз радуюсь, слыша ранним утром звон колокольчиков, означающий, что пришел посетитель. Наверное, моя радость связана с тем, что я точно знаю, чей приход предвещает этот звук. Поначалу меня удивляла точность, с которой этот господин ежедневно посещает сие заведение, но потом привык. Его появление в кафе-баре «Одинокий трактирщик» стало чем-то вроде неизменной традиции. Кстати, это еще одна причина моей радости – его постоянные визиты привносят в мою беспорядочную жизнь хоть каплю стабильности. Этакая ложка меда в бочке с дегтем. Вот и сегодня пасмурным дождливым утром я пришел на работу и, оставив зонт с курткой сушиться в подсобке, прильнул к стойке, ожидая своего постоянного утреннего клиента. До четверти десятого оставалась одна минута и я, вдруг подумал: «Вот он приходит сюда каждый день, снимает шляпу, приветствуя меня, и через какое-то время уходит, проделав ту же операцию со шляпой, только уже прощаясь. А я ведь даже не знаю его имени». Хотя чему я удивляюсь? По утрам в кафе царит суматоха и полная неразбериха. Официанты и официантки, придя, начинают расставлять перевернутые стулья и протирать столы. Озябшие после улицы повара, ежась, натягивают на себя мятые колпаки и облачаются в белые фартуки. Двери на кухню беспрерывно распахиваются и закрываются, грозя слететь с петель. Весь этот сумбур, ставший традиционным, сопровождается громкими переговорами и руганью. В такой обстановке немудрено позабыть обо всем на свете. Но сейчас в кафе царила несвойственная для него тишина; мои мысли не нарушал ни грохот стульев, ни чья-либо брань; лишь едва слышный стук посуды доносился с кухни. Сегодня был редкий день, в который я мог насладиться относительным спокойствием и забыться в работе, не отвлекаясь на расспросы ненавидимых мною коллег. Одна из официанток уволилась два дня назад, другая – ушла на больничный, а двое неугомонных юношей-официантов отпросились до обеда, поэтому кроме меня и поваров на кухне в кафе-баре не было ни единой души. Мои мысленные рассуждения прервал звук колокольчиков, покой которых нарушила распахнувшаяся входная дверь. В дверном проеме очутилась сгорбленная фигура в мокром от дождя плаще и шляпе. Вот и он – мой молчаливый клиент. Сутулая фигура сделала еще один шаг и оказалась прямо под абажуром тусклой лампы. Желтый свет озарил слегка морщинистое лицо с извечно печальной улыбкой-полумесяцем. Мужчина по своему обыкновению снял передо мной шляпу, демонстрируя лоснящуюся плешь, окольцованную дорожкой седых волос, и молча направился в самую дальнюю от входа часть кафе. - Здравствуйте. – Я впервые поприветствовал его вслух, а не немым кивком. Он остановился так резко, будто вляпался во что-то. Я недоумевающе посмотрел на застывший передо мной профиль. Крючковатый, точно клюв орла, нос чуть дернулся, как бывает, когда человек хочет чихнуть. Мужчина повернулся и окинул меня удивленным взглядом. Грустный полумесяц на каменном лице вдруг перевернулся с ног на голову и стал веселой, задорной улыбкой, свойственной добродушным старикам. Ничего не сказав, он последовал дальше – в конец длинного зала, заставленного стульями и столиками. Провожая его взглядом, я вдруг спохватился – совсем забыл перевернуть стулья (обычно это делали официанты). Увидев, что я на всех парах мчусь к нему, мужчина остановил меня жестом, улыбнувшись моей суетливости. «Он на удивление часто улыбается сегодня. – Подумал я. – Возможно, стоит попробовать найти с ним общий язык. Как-никак именно мне придется обслуживать его до обеда». Мужчина повесил свой плащ и шляпу на вешалку, оставшись в коричневом костюме тройке, и, самостоятельно перевернув стул, вальяжно расселся на нем. Я вернулся к стойке и, взяв меню, направился к нему. Он всегда занимал это место – единственный столик на одного в нашем кафе. Подойдя, я положил меню на дубовую столешницу и встал рядом, ожидая заказа. Но его не последовало. Мужчина сидел сложа руки и задумчиво сверлил взглядом стол, а, увидев перед собой кожаный переплет каталога блюд, поднял голову и непонимающе уставился на меня: - Мне как обычно… - Слегка растерянно сказал он. Но куда больше растерялся я. Да что уж говорить, я просто замялся, как школьник, незнающий ответа на вопрос учителя. Знать предпочтения клиентов, пусть даже постоянных, не входило в обязанности бармена, но мне было очень неловко перед этим господином. Впрочем, по счастью, он взял инициативу в свои руки и поспешил исправить ситуацию: - А где Надежда? – Спросил он. - Надя? Официантка? – Промямлил я. – Она на больничном. - В этом мало хорошего. – Заметил мужчина. – Ну, а где остальные официанты? - В это трудно поверить, но сегодня нет ни одного. И не будет до обеда. – Вздохнул я. - Ну что ж, значит, нам придется найти с вами общий язык. – Вдруг озвучил он то, о чем я думал минуту назад. - С радостью! – Воскликнул я. - Приятно видеть такой энтузиазм. Вот что, молодой человек. Отложите лучше эту бесполезную книгу. – Сказал он, указывая на меню. – Мой заказ незамысловат и всегда одинаков: пепельница и четыре двойных эспрессо. Если я захочу повторить заказ или поменять пепельницу, то я позову вас. Как видите ничего сложного. - Уверяю вас, скоро вы убедитесь, что я ничем не хуже Надежды. – Дружелюбно улыбнулся я, готовясь отправиться выполнять заказ. Мужчина улыбнулся, и было видно, что эта третья улыбка далась ему непросто. - Ничто и никто не в силах заменить надежды… Дмитрий. – Ответил он, покосившись на бейдж с моим именем и достав из-под стола кожаный портфель, принялся рыться в нем, не обращая более внимания на мое присутствие. Я понял, что стоять над душой дальше не имеет смысла и пошел выполнять заказ. Вернувшись к стойке, я включил кофе-машину, поставил наполняться две чашки, и, взяв с полки стеклянную пепельницу, отнес ее «улыбчивому» клиенту. Он отблагодарил меня едва заметным кивком, достал из портфеля сигареты и, прикурив, стал задумчиво пускать дым через нос. Вновь возвратившись к кофе-машине, я налил еще две чашки эспрессо и, водрузив все четыре на поднос, отнес к столику. Мужчина опять коротко кивнул и взялся за первую чашку. II
Прошло от силы полтора часа с того момента, как я принес клиенту его заказ. И каково было мое удивление, когда я услышал голос из конца зала: - Дмитрий! Повторите, пожалуйста, кофе. Я не желал верить своим ушам и подошел к столику. Выстроенные вряд, на краю стояли четыре пустые чашки, огораживая собой лежащий на столешнице исписанный блокнот. Наверное, я выглядел уж очень ошарашено, потому что мужчина глухо ухмыльнулся и, разведя руками, сказал: - Надежда тоже в первый раз удивилась. - Но ведь это ужасно вредно, пить столько кофе. – Промямлил я, забыв о должном обращении с посетителями. - А что поделать, Дмитрий? – Ответил он. – Не отказываться же мне от своих привычек, пусть и дурных. В конце концов, человек целиком состоит из них. Так зачем избавляться от того, что является частью тебя? Уж лучше пусть мои привычки избавятся от меня. Немного успокоившись, я спросил, до сих пор не веря своим ушам: - То есть мне принести еще четыре кофе? - Да, именно. – Кивнул он. – Хотя постойте. Принесите лучше пять, мне кое-что пришло на ум. Взяв поднос с пустыми чашками, я бездумно поплелся к барной стойке. Меня поразило больше не то, что мужчина заказал пять кофе, а то, сколь по-разному люди смотрят на жизнь. Вот этот почтенный господин, например. Он относится с трепетом к каждой мелочи в своей жизни, даже к своим привычкам, в то время как другие считают данный им отрезок времени на земле расходным материалом. Кто угодно посчитал бы этого мужчину сумасшедшим. Кто угодно, но не я. Потому что мне слишком хорошо известно, что значит отличаться от серой массы… Надо сказать, я с детства был не таким как все. Белая ворона – вот максимально подходящее описание меня. Нет, я не имел проблем в общении со сверстниками. Это общение просто напросто отсутствовало. Не потому что со мной не хотели общаться, а потому что я сам ни с кем не разговаривал. По этому добровольно избранному пути изгоя я иду и по сей день. Со временем из-за моего характера стали появляться проблемы. Дело в том, что «нормальных людей» пугает и чрезвычайно раздражает мое убийственное спокойствие. Взять хоть эту работу. Однажды мой начальник в крайне грубой форме отчитывал меня за то, что я не вымолвил ни слова в ответ на недовольные возгласы разъярившегося на ровном месте клиента. Беднягу так завело мое молчание, что перестаравшись с ором и руганью, он покинул наше кафе на носилках скорой помощи. Такая же участь чуть не постигла и начальника, но тот вовремя унял свой пыл и, покрасневший от гнева, ушел, грозясь упечь меня в психушку. Подобные инциденты случались со мной постоянно, и поэтому риск выиграть путевку в дурдом с каждым разом возрастал. Именно поэтому я понимал, вернее, понял только что, почему этот мужчина столь замкнут и немногословен. Он просто не похож на других, вот и все. Даже удивительно, как мало нужно, чтобы изолировать человека от общества – всего лишь убедить его в собственной ненормальности. И вот, как результат, этот человек удален от себеподобных, словно прогнивший ноющий зуб, вырванный дантистом. В процессе приготовления новых порций кофе я улетел своими мыслями так далеко, что от волнения не осталось и следа. Когда я очнулся от захлестнувших меня размышлений, пятая чашка уже до краев наполнилась черным кофе. Поставив ее на поднос к остальным, я направился к одиночному столику, теснящемуся в дальнем углу зала. Подойдя, я застал мужчину в крайне задумчивом и отрешенном состоянии. Он курил сигарету и пилил хмурым взглядом лежащий на столе блокнот. Только когда я поставил поднос прямо перед ним, он вышел из астрала и пронзительно взглянул на меня. - Ваш кофе. – Объяснил я, видя, что мужчина все еще не пришел в чувства. - Ах да! – Опомнился он и, вскочив с места, подставил второй стул к своему столику. – Спасибо, Дмитрий. Пожалуйста, садитесь. В тот момент я, прямо скажу, опешил. Мне показалось, что он надо мной глумится, но взгляд его трудно было бы назвать глумливым. Тогда я опешил еще больше, потому что не знал, что делать. Но мой посетитель был непоколебим. Казалось, он может простоять так хоть сутки. Я посмотрел ему в глаза. Они излучали не то мольбу, не то холодное безразличие. Наконец, я справился с собой и с вызовом спросил: - Вы верно шутите? Его улыбка-полумесяц дернулась, на мгновение распрямилась, но тут же вернулась в прежнее печальное положение. - Отнюдь! – Уверенно ответил он. Я на мгновение сконфузился, но решив, что выгляжу глупо, вздохнул и послушно опустился на стул. - Вот и славно! – Мужчина, наконец, соизволил улыбнуться. – А теперь, спрашивайте. – Он уселся напротив и уставился на меня. - Спрашивать что? – Не понял я. - То, что вас интересует. – Лаконично объяснил он. - Но с чего вы взяли, что меня что-то интересует? - Для этого не нужно быть чтецом мыслей, Дмитрий. Ваш взгляд... Он о многом говорит. Вернее о многом спрашивает. - Как ваше имя-отчество? Мужчина рассмеялся: - Что ж, неплохое начало. Меня зовут Платон Григорьевич. - Очень приятно. – Сказал я, не из вежливости, а скорее, потому что не знал, как продолжить разговор. - Взаимно, Дмитрий. Впрочем, почему вы отмалчиваетесь? - Простите? - Я начал посещать сие чудное заведение еще задолго до того, как вы стали здесь работать. Но с вашим появлением я стал ежедневно ощущать на себе любопытный взгляд. А теперь, когда я сам готов дать вам ответы на все вопросы, вы почему-то молчите, словно на допросе. Почему? - Вы правда не шутите? – Переспросил я. - Чтоб мне сдохнуть! – Неожиданно заявил он. – Такой ответ вас убедит? Я слегка замялся: - Ну что вы… Не стоит так… - Не стоит так трепетно относиться к словам. В конце концов, это только слова. И мы вновь отклонились от темы. Не тяните. Спрашивайте! - Кто вы? – Неожиданно для самого себя спросил я. - О-о-о! Это уж очень простой вопрос. Я поэт. – Преспокойно ответил он и, покончив с первой чашкой кофе, закурил сигарету. Я несколько удивился, но не стал медлить со следующим, мучающим меня вопросом: - Почему вы каждый день сюда приходите? Вернее, почему именно сюда? - Опять-таки ничего сложного. Мне нравится это место. Здесь всегда царит уютный полумрак и тишина. Но самое главное – это то, что до обеда сюда почти никто не заявляется кроме меня. – Он пустил сухими губами пару дымных колец и посмотрел на меня, ожидая следующего вопроса. - А почему вы стремитесь уйти от людей, Платон Григорьевич? Услышав эти слова, он переменился в лице. Полумесяц, находившийся до этого момента в состоянии усмешки, расправился; сам мужчина нахмурился и пододвинулся ближе к столу. - А вот это уже похоже на интересующий вас вопрос. – Одобрительно кивнул он. – И, признаться, у меня нет на него четкого ответа. Лишь рассуждения. - Тогда изложите их. – Настоял я. - Ну разумеется. – Сказал он и потушил сигарету. – То, что вы сказали, звучит несколько некорректно. Я не изолируюсь от людей, а скорее изолирую их от себя. Платон Григорьевич сделал паузу, взялся за вторую чашку и, отпив немного кофе, продолжил: - Люди в большинстве своем очень даже неплохи, но, как известно, не идеальны. Это они компенсируют тем, что стремятся добиться идеала во всем, к чему прикасаются. У Ламарка, помнится, была такая теория, что все живые существа эволюционируют благодаря своему стремлению к совершенству. Так вот, если относительно животных эта теория ошибочна, то к людям она вполне применима, Дмитрий. - Не понимаю, к чему вы клоните? - Очень просто. Люди стараются сделать свою жизнь совершенной, сделать идеальным общество и среду обитания. Но чтобы все эти мечты воплотить в жизнь, нужно отчистить общество. Оно должно стать «стерильным», как медицинский спирт. – Он сделал еще один крупный глоток из чашки и снова достал сигарету. - Кажется, я начинаю понимать… - Потому что все до смешного просто. Я – тот, кому не место среди общества. Обществу же, соответственно, не место рядом с такими как я. Это простейший естественный отбор, о котором говорил еще Дарвин. - Впервые вижу поэта, увлекающегося биологией. – Заметил я. – Но теория интересная, хоть и несправедливая. - Это не теория, Дмитрий. Так есть, было и всегда будет. А что до биологии, то я неспроста ей увлечен. Ведь я всю жизнь посвятил хирургии. Поэзия прокралась в нее гораздо позже, когда я ушел на пенсию. - И все-таки это несправедливо! - Что именно? То, что я хирург на пенсии? – Улыбнулся он. - Нет, то, что люди, которым вы, возможно, спасли жизнь, считают вас лишним в обществе. - В этом нет ничего удивительного. Людям помогают другие люди, а слова благодарности выслушивает бог. – Платон Григорьевич глубоко затянулся. – Так уж у нас заведено. - И все-таки это несправедливо! – Упрямо повторил я. - Может быть и так. В любом случае, винить в этом людей не стоит. - Но ведь это они виновники такой несправедливости! - Вы правы отчасти, Дмитрий. Во всех своих невзгодах и бедах виноваты действительно только люди. Но вот в остальном они невинны. Остальное – лишь инстинкты, которые текут в их крови: самосохранение, борьба за место под солнцем, притеснение слабых. Я был на грани сумасшествия. Меня начинало трясти от его рассуждений. Нет, в них не было ничего нового. Просто все сказанное им – чистой воды правда. И от этого становилось горько, от этого ком подступал к горлу; хотелось уже не рыдать, а кричать во всю глотку в надежде, что хоть кто-нибудь услышит. Но я прекрасно понимал, что люди по природе своей – существа душевноглухие. Я взял себя в руки и, стараясь не выпустить слезы на волю, спросил: - Но неужели вы… Вы, Платон Григорьевич, с этим смирились? - Ну, не стану лгать вам, поначалу я чувствовал себя опустошенным. Было тяжело. Однако от суицидальных мыслей меня уберег чистый разум. Тогда я понял, как ошибался Соловьев, говоря, что «Человек – существо социальное». Нет! Люди похожи на ворон. Они живут стаями, и общими усилиями создают благоприятные условия для существования. Но изредка в стае рождается альбинос. Белый ворон, который стопроцентно сходен по анатомии со своими собратьями; отличается он лишь в одном: у него напрочь отсутствует пигмент меланина. Увы, эта мелочь в итоге играет решающую роль – стая не принимает к себе альбиноса, и тот проживает свою жизнь в гордом одиночестве. Довольно короткую жизнь, как показывает практика. - Но ведь мы с вами точно такие же, как и остальные! Почему нас изгнали из «стаи»?! – Не выдержал я и почувствовал, как по щеке скатывается слеза. - А-а-а… - Понимающе протянул Платон Григорьевич. – Вы видно тоже…Что ж, Дмитрий, я отвечу и на этот ваш вопрос. – Он отставил пустую чашку и принялся попивать третью, закуривая при этом вторую сигарету. – Среди людей тоже встречаются альбиносы. Но они отличаются от остальных не внешними признаками; отсутствие пигмента меланина делает былыми не нас самих, а наше серое вещество. - Мозг? – Стараясь отдышаться, спросил я. - Именно! Мы отличаемся от других людей разумом, мыслью. Но люди в этом плане очень чуткие и это невидимое различие замечают. - Но как же нам, альбиносам, существовать в этом мире, которым правят черные вороны? – Тщетно пытаясь избавиться от тремора рук, спросил я. - Это решила за нас природа. – Он быстро допил третью чашку и взялся за четвертую. – Нам остается только следовать примеру белых воронов – замкнуться и жить в одиночестве. - Но ведь это невыносимо… - Отчаянно прохрипел я. - Лишь поначалу. Со временем вы увидите в этом плюсы. - Но какие здесь могут быть преимущества? - Например, свобода. – Лаконично объяснил он. - Свобода? - Да, Дмитрий, свобода. – Мечтательно глядя через мое плечо, кивнул он. – Мы не нужны обществу, но и оно нам ни к чему. В таком положении мы не обязаны бояться реакции окружения по поводу чего-либо; не обязаны также объясняться с кем-то. А это, Дмитрий, и есть подлинная свобода. - Грош цена такой свободе! – Гневно выплюнул я. Платон Григорьевич рассмеялся: - Нет. Вы ошибаетесь. Ошибаетесь, потому что еще не успели вкусить этой свободы, вдохнуть ее своими легкими. А знаете, что во всем этом самое приятное? - Что? – Безразлично спросил я. - Осознавать, что такая свобода больше никому не доступна. Она только ваша. И моя. И еще единиц таких же, как мы с вами. - Не хочу оскорбить вашу теорию, но почему-то меня это не радует. - А вы подождите. Со временем это придет. Как я уже сказал, и мне поначалу было нелегко. Станет легче, когда дорога станет вашим домом, а одиночество – вашим другом. – Он допил четвертый кофе и потушил дотлевшую до фильтра сигарету. – Однако я заболтался с вами. Скоро кафе наполнит собой…общество. – Он встал со стула и снял с вешалки свои пальто и шляпу. – Пора мне искать другое пристанище. - Уже уходите? Но вы ведь не выпили пятую чашку кофе. - Свою порцию я выпил. А пятый эспрессо для вас. Я удивленно взглянул на него: - Но я не пью кофе. - А вы попробуйте – понравится. - Отчего вы так уверены в этом? - Потому, что кофе – напиток свободных людей. – Ответил он, и только тогда я заметил, что его грустный полумесяц расплылся в счастливой улыбке. Не радостной или довольной, а именно счастливой! В ответ я дружелюбно улыбнулся: - Тогда до завтра, Платон Григорьевич. - Нет, Дмитрий, не до завтра. Прощайте! Сюда я больше не приду. - Но почему? – Удивился я. - Потому что я нашел здесь то, что искал. – Он надел плащ, шляпу, но потом вдруг снова снял ее и, чуть наклонившись, повторил: - Прощайте, Дмитрий! III
С той встречи прошло много лет. Сейчас, даже как-то смешно вспоминать о тех глупостях, что я тогда наговорил Платону Григорьевичу. Он во всем оказался прав: и по поводу альбинизма, и по поводу естественного отбора; про теорию Ламарка и про инстинкты людей. Но больше всего он был прав, сказав, что мне станет легче, когда дорога станет моим домом, а одиночество – другом. Теперь я с улыбкой вспоминаю тот разговор, сидя в одном из кафе Санкт-Петербурга. Я – тот, кому не место среди общества. Обществу же, соответственно, не место рядом с такими как я. Осознавая это, я невольно радуюсь. Радуюсь тому, что я родился без пигмента меланина, тому, что я альбинос. Эта патология сделала меня изгоем, но вместе с тем и свободным человеком. Одним из единиц! Так мало нужно человеку для счастья: одиночество, столик на одного, четыре эспрессо и пепельница, толстый блокнот и авторучка. Я сижу в темном углу и, скрючившись над блокнотом, пишу. Пишу в прозе про того безызвестного поэта, что изменил мою жизнь. Платон Григорьевич, наверное, расхохотался бы, застав меня в таком вот виде. Я оторвался от письма, глотнул кофе и, закурив, мечтательно уставился в потолок. Вдруг меня посетила мысль, от которой я едва не рассмеялся: «Человек – существо социальное» - вспомнилась мне фраза философа. Да, этот философ, увы, не повстречал в свое время Платона Григорьевича. Ведь люди – вороны. А я? Я – всего лишь белый ворон, которому не дозволено жить в стае. Впрочем, не беспокойтесь, я вам не помешаю. Мне нужны-то только сигареты, кофе, пепельница и столик на одного… | |
|
| |
| Всего комментариев: 10 | |||||||||
| |||||||||
